И были времена упадка и разрушения, и враг осадил крепость, когда настало правление нового князя.
И поклялся князь защищать народ свой и принести процветание в земли свои.
Но не было ни кого, кто бы поверил ему.
Но не было ни кого, кто бы помог ему в осуществлении его планов.
Печален был молодой князь.
Потому, что не мог в одиночку поднять Небо и выстроить Новый мир.
Но пришёл к нему Человек.
И был на человеке том дорогая одежда и много рабов сопровождали его.
- Хочешь, князь, я исполню твоё желание? – спросил он вкрадчивым голосом.
- Ты исполняешь желания? Ты – Джинн? – недоверчиво спросил его князь
- Почти. Я исполню любое твоё желание, если мы договоримся о сходной цене.
Рассмеялся князь, ибо казна его давно уже была пуста.
Но взглянул в глаза странному Незнакомцу и увидел там Тьму.
И сам незнакомец был тьмой и все слуги его – тенями.
Сглотнул Князь, поняв, какова будет цена.
- Так что? Мне дать тебе пару лун на раздумья?
- Нет. Я согласен.
читать дальше***
Богат стал город князя.
Не было больше у него врагов.
И каждый правитель кланялся ему, выражая почтения и заверяя в искренней дружбе.
Но снова печален был князь.
И снова сидел напротив него Путник в дорожном плаще.
Был он один, и вместо трости опирался на шершавый посох.
Но Князь узнавал его в любом обличье, потому, что не видел лица незнакомца, а только Тьму.
- Почему ты печален, князь?
Караваны привозят тебе дорогие шелка и диковинные вещи.
Враги твои мертвы.
А народ падает перед тобой ниц и называет сыном Пророка.
Что же не хватает тебе теперь?
- Скука одолевает меня.
Ибо нет у меня больше дел.
Все войны выиграны. Торговля налажена.
И нет больше необходимости в том, чтобы я существовал.
- А как же красавицы и вино? Выбирай, ты можешь получить, что хочешь.
Но князь усмехнулся в ответ. Красив и силён был князь – любая девушка почла бы за честь принадлежать ему. И было в его казне достаточно золота, чтобы оплатить любое мирское желание.
- Бери с меня свою плату сейчас. Пока я ещё сколько-то стою.
Но путник не спешил уходить.
- Рано, князь. Рано ещё брать с тебя плату.
Хочешь, я привезу тебе птицу Сирин.
От её песен любой смертный забывает свою тоску, даже если он князь.
***
На следующее утро рабы привезли огромную клетку, закрытую куском чёрной парчи.
С замиранием сердца сдёрнул князь покрывало, ожидая увидеть деву, с глазами цвета моря.
Сдёрнул князь покрывало и остановился в изумлении и гневе:
В клетке сидел маленький человечек, сгорбленный, с тёмными крыльями за спиной.
- О, Да! Кому я поверил?! Уберите это убожество!
***
Тем же вечером князь сидел на балконе и смотрел, как медленно умирают деревья в объятиях осени.
- Ещё пару недель и всё сразу станет правильным и абсолютно честным, никакой фальши или сомнений. Только Холод и Пустота. Танец осенних листьев угаснет и останется мир, какой он есть – суетный, равнодушный, бесцельный.
Князь сказал это сам себе в пустоту надвигающейся ночи.
Но ему ответил чей-то голос:
- Лично я не понимаю, что фальшивого ты нашёл в осени.
Осень – это финал, увядание, декаданс, готика, разложение, предвидение, воспоминания, неизбежность, незакрытое окно, рукопожатие старика, последний шанс, отблеск заката в твоих глазах. Неужели в этом можно найти фальшь? Что может быть честнее трещины на стене? Истинными могут быть только сомнения.
Что касается мира, который, по-твоему, суетный, равнодушный и бесцельный. Это, смотря что ты видишь под миром.
Можно понимать мир как вид за окном. Если бороться со скукой, наблюдая за улицей, то все люди кажутся бесцельными, спешившими по своим суетными делам. Их мотивы не понятны, а значит, не важны. Но, кто знает, может кто-нибудь, именно сейчас, прямо у тебя перед глазами, идёт по улице чтобы совершить Самый Главный Поступок В Своей Жизни?
Можно понимать мир как всю планету. Можно замахнуться ещё выше, и называть миром Вселенную. Можно ли назвать расширение галактик суетным? Отнюдь. Может быть эллиптические движения комет равнодушны и бесцельны? Наверное, это тоже самое, что пытаться мерить объем линейкой...
Князь в изумлении пытался определить, кто его нежданный собеседник.
И увидел клетку, задернутую чёрной тканью.
Ей до сих пор не убрали.
Князь снова поднял покрывало и снова посмотрел на странное нелепое существо.
- Как тебя зовут?
- А разве у раба есть имя? – глаза существа были полны какой-то осознанной дикой тоски.
- Хорошо, я буду звать тебя – Художник, потому что картины, что рисуешь ты своею песней, красивы, как капли росы, и чтобы отличать тебя от других рабов. А ты будешь звать меня – Господин – потому, что рабу всё равно, кто Хозяин его.
***
И приказал Князь выпустить из клетки Художника и надеть ему лёгкие оковы.
Чтобы он мог свободно летать между небом и морем, но ни когда не забывал, кто Господин его.
И пел Художник о дальних странах, о мире духов.
О том, как искрится снег на вершинах гор.
Как цветут лотосы, и солнце играет в темных озёрах чьих-то глубоких глаз.
Он пел о Смерти, и пел о Любви.
О красоте.
О истинной Красоте, которую не опишешь словами и не увидишь глазом.
Тонкой и странной, как потёки краски.
И улыбался князь, и называл раба своего другом.
***
И много лун прошло уже с тех пор, как привезли клетку во дворец князя. Так много, что об этом начали забывать и Князь, и Художник.
Вместе сидели они на бархатных подушках и пили вино.
Вместе любовались на молодых танцовщиц.
Но видел лишь одну из них Крылатый художник, и горел пламенем взгляд его.
И исчез он из дворца тем же вечером.
***
Много лун звал его князь.
Звал, как Друга.
Потом, звал, как Раба.
Но пришёл Художник тогда, когда сам захотел.
- Я рассержен – сказал ему князь – Я рассержен, но я прощу тебя, в этот раз. Где ты был раб?
- Я был занят, Господин – Художник передёрнул плечами и ушел спать.
Князь был удивлён и раздосадован таким ответом.
- Голову ему с плеч, Князь? – змеёй её руки обвились вокруг шеи князя.
И была она прекрасна, как лунный свет, и любой смертный терял голову от её сладостно-нежного голоса.
Но Князь видел лишь Тьму. И знал, Кто говорит с ним.
- Нет.
***
И снова не было Художника.
Снова он летал где-то над городом, забывая о том, что зовёт его Господин.
И Князь стоял на балконе и смотрел на синеющий горизонт.
И боль, и уязвленная гордыня острой иглой засела у него в сердце.
- Кто он такой? Как он смеет?!
- Может, ты дал ему слишком много свободы? – спрашивала Красавица.
- А может быть … слишком мало – и холоден стал голос князя, и пуст стал взгляд его.
***
- Убирайся, раб. Я больше не желаю тебя видеть.
- Что? – Художник закутался в свои темные крылья, не понимая, что хочет от него князь
- Ты свободен, раб. СВОБОДЕН.
Князь подошёл к Художнику и снял с него оковы, и их, и ключи от них выбросил в море.
***
Много лун прошло, и снова вернулся Художник.
И были тусклы его перья и печально его лицо.
И сам одел он на себя кандалы и сам положил ключ к ногам князя.
- Позволь мне снова стать твоим рабом, Господин.
Я ни когда больше не улечу без позволения вашего.
И, где бы не находился, явлюсь по вашему зову.
Ибо я раб, а вы – мой Хозяин.
И так будет во веки веков.
Рассмеялся Князь.
Нехорошо рассмеялся.
- Иди во двор. Я подумаю и дам тебе знать, если решу простить тебя.
***
Говорят, молодой князь нашёл себе Красавицу, равной которой нет на всём белом свете.
Что обнимет он её страстно и целует до боли в алые губы.
И говорят, что, если смотреть, в глаза той красавице, то увидишь Тьму.
Что сама она Тьма и слуги её – Тени.
И говорят, что в глазах Князя поселилась та же Тьма. И сам он стал Тьмой.
Что не знает молодой князь ни боли, ни жалости, ни пощады.
И что в саду его живёт странная уродливая птица.
Грустно поёт она о чём-то прекрасном, о чём-то вечном.
Но не кому больше слушать её.
И не кому ответить, простил её князь или нет 